Сергей Михайлович Терентьев — ветеран советско-финской и Великой Отечественной войн, кавалер орденов Красной Звезды и Великой Отечественной войны II степени, награжденный многочисленными медалями, оборонял Москву.
Боевое крещение
Я родился в 1917 году в деревне Бугрино. До Великой Отечественной войны в деревне Бугрино, что в 15 километрах от Комсомольска, насчитывалось 40 домов. Красивые тут места. Особую гордость деревни составляли люди — трудолюбивые, дружные. Занимались хлебопашеством и отхожим плотницким промыслом. В 1941 году, в разгар полевых работ, неожиданно свалилась страшная беда — война.
Но я сам был призван в ряды Красной армии еще в 1938 году.Одиннадцать месяцев обучался в Шуйской полковой школе, а затем в Московском общевойсковом училище, которое окончил досрочно и в звании младшего лейтенанта добровольцем ушел на финский фронт, где служил в 37-м отдельном легколыжном батальоне командиром взвода. Приходилось очень трудно. Кругом снега, глубокие сугробы, лютые морозы и непроходимые, незамерзающие болота…
А обуты были лишь в лыжные ботинки, одеты в стеганки-фуфайки, на голове — шапки-ушанки. Это была тяжелая война. Сам же во время одной из атак был тяжело контужен, получил ранение в левый висок, а затем долго «ремонтировался» в госпитале.
Вот так я принял свое боевое крещение.
Фашисты подошли вплотную к столице…
После скитания по госпиталям получил назначение в Московский военный округ, где и встретил первый день Великой Отечественной войны. Был направлен в 1-й Московский корпус ПВО, задача которого — прикрывать с воздуха Кремль. Это были тяжелые дни, когда фашисты подошли вплотную к столице и были уверены в том, что совсем скоро они устроят парад на Красной площади.
Конечно, в октябре 1941 года столица очень изменилась: не работали многие станции метро, закрывались хлебные магазины, прекращали работу фабрики и заводы, горели склады… Неузнаваемой стала Красная площадь, так любимая москвичами и всей страной. Теперь по ней гнали с фронтов скотину, а на фронт по ней уходили войска. Разве такое забудешь? Ведь все это ежедневно, и сердце разрывалось от боли.
Фашисты же лютовали. Я видел, как «развлекался» один из летчиков «Мессершмидта», выбрав своим объектом бредущую по дороге женщину с двумя узлами и двумя детьми. Сначала у нее остался один узел, потом – ни одного, затем остался в живых один ребенок, и тут же — ни одного. В конце концов на дороге остались одни женские туфли…Разве можно забыть это?! До сих пор вижу и слышу жутко гудящий огонь и гремучие дымы взрывов, от которых и сейчас все еще мучаюсь во сне, от которых нет и не будет полного успокоения в душе тех, кто побывал на этой страшной войне…
Паника в столице все усиливалась. Вот по улице Горького прошла группа солдат из 5-й роты, которая несла антисоветские лозунги, а с Лобного места один из солдат пытался организовать покушение на высоких военачальников, расстреляв две обоймы.
Ни шагу назад!
И вот тогда-то, 16 октября 1941 года, прозвучал приказ Народного комиссара обороны Союза ССР Сталина о том, что Москва переводится на осадное положение, что трусы, паникеры и предатели будут расстреливаться без суда и следствия прямо на месте.
Ни шагу назад!
За несколько дней Москва превратилась в настоящую боевую крепость. И бойцы, и жители были информированы о том, что Сталин находится
в Москве, что он ее не покинет. Это вселяло уверенность в нашей победе.
В это время был сформирован из пятидесяти добровольцев специальный противотанковый истребительный отряд, командиром которого назначили меня, так как я имел опыт финской войны, был в звании лейтенанта. Можно смело сказать, что мы были смертниками, так как нас никто не прикрывал. Вооружены мы были бутылками с горючей смесью да противотанковыми гранатами. Отряд действовал под Москвой, в районе Красной Пахры. Выбрали позиции, вырыли неглубокие индивидуальные ячейки, ибо тогда еще не разрешалось рыть ни окопы, ни траншеи. Считалось, что советский воин должен быть смелым, храбрым, ничего не бояться и не прятаться в окопах.
Вот такова была идеологическая подоплёка. Я сам отбирал в отряд людей, был уверен в каждом, о чем и сообщил маршалу Буденному, когда тот прибыл к нам на позиции, чтобы проверить готовность к обороне.
— Лейтенант, ты понимаешь, что вам отходить нельзя, да и некуда — позади Москва? — требовательно спросил маршал. Я его заверил, что все бойцы отряда — добровольцы, что они гото-вы стоять насмерть, до конца, как
и их предки в битве на Бородинском поле. Мой ответ вполне удовлетворил его.
Храбрости этому маршалу было не занимать, как и Ворошилову, с которым мне тоже приходилось встречаться и докладывать обстановку.
Оба отчаянные, но, к сожалению, малограмотные в военном отношении. Однако мы больше верили им, они нам были ближе, чем репрессированные Тухачевский, Блюхер, которых мы, как и большинство советских людей, считали врагами народа, но у которых, однако, следовало учиться военному мастерству. Увы! Это понимаешь теперь с большим опозданием, к сожалению, а тогда — лишь слепая вера…
Мы бы тут и погибли…
Однажды сидим мы в своих ячейках, а над нами появился фашистский разведчик «Хейнкель-111». Летает над нами на бреющем полете, грозит из кабины кулаком. Больно и обидно, что ничего не могли сделать в ответ. Ведь у нас были только бутылки с горючей смесью да противотанковые гранаты, винтовки, два ППД (пистолета — пулемета Дегтярева), которые совсем не пригодны для борьбы…
… А вскоре начались боевые действия нашего отряда. Однажды разведка сообщила, что в нашем направлении двигаются 40 немецких танков и два батальона мотопехоты. Перед атакой наши позиции бомбили 10 самолетов противника. Может быть, мы бы тут и погибли все, но
нас поддержал конно-артиллерийский корпус генерала Белова. Конницу перебрасывали на другой участок фронта через Красную Пахру, и ей пришлось вступить в бой. Слава богу, подоспел артиллерийский дивизион, и в бой вступили 76-миллиметровые пушки, ударившие по танкам, а мы отсекли вражескую пехоту. Так не дали врагу продвинуться ни на шаг к столице. Трудно, невероятно трудно пришлось всем в этом кровавом месиве, где среди танков метались вздыбленные кони…
Конечно, артиллерия генерала Белова, нашего земляка-шуянина, здорово помогла.
