Выдержки из дневника комсомольчанки Гульнары Захаровой. Сейчас она проходит стажировку во Франции.

В Париже даже сантехники –  Алены Делоны

Наверное, только я, уже обязанная за три дня блужданий по Парижу выучить каждую улочку пока не родного, но уже любимого седьмого округа, могла сегодня по меньшей мере раз пять заблудиться. Утро началось как обычно. Как говорится, «ничто не предвещало…» Позавтракав ставшим уже «хлебом насущным» багетом, я начала не спеша собираться на занятия, стараясь улизнуть пораньше, потому что хозяин квартиры предупредил нас, что к девяти должен прийти сантехник проверить, все ли в порядке с нашей водопроводной системой. Зная о французской пунктуальности (а точнее, о ее обычном отсутствии), я особенно не торопилась. Но не успела я обернуть вокруг шеи шарф (да, конформист я тот еще. Французы все носят, ну, и я вроде как должна. Да и вообще, холодно, +15 всего, и ветер… северный). Так вот, не успела я закончить свои утренние сборы, как ровно в девять в дверь позвонили.  ­

— Madame, c’est plombier.

Я сначала хотела обидеться на это «мадам», но вспомнила о равноправии и запрете «мадемуазельности» как слова сексистского и вообще оскорбительного, и успокоилась. А потом подняла глаза, и все обиды забылись сами собой. «Пломбьеров» оказалось целых двое, и были они оба жгучей смесью французской и алжирской (я полагаю) кровей. Они были красивые, как актеры. Просто представьте, что к вам с утра пораньше с ящиком инструментов нагрянул Ален Делон. А теперь представьте, что Делонов целых два. Я нервно сглотнула и поспешно ретировалась.

Такое русское  имя Гульнара

Я быстро нашла аудиторию, где преподаватель уже начала знакомиться со студентами. Первый предмет у меня ­ — мультикультурализм и межкультурное взаимодействие ­ — проходит на английском. Ведет его, однако, француженка, поэтому ее английский интересно окрашен в тона французских мягких «ль», а question она упрямо произносит, как кестьон. В остальном же она просто очаровательна, а акцент лишь добавляет ей шарма, и пусть себе вставляет свое “et alors” между английскими словами.

Моего имени в списке не оказалось, потому что буква Z на ее лист не поместилась. Нормальная ситуация. Она попросила открыть планы занятий, которые присылала нам по е­-мэйлу. Я была в числе тех, кто никакого е­мэйла не получал. Нормальная ситуация номер два.

Женщина долго пыталась понять, как произносится мое вроде бы не такое уж и сложное имя, а потом, узнав, что я из России, радостно заявила: «Ah, that’s Russian name!”. Русское так русское.

Мой однокурсник  Хуан Карлос

В конце занятия выяснилось, что презентацию я делаю вместе с двумя девушками и перуанцем по имени Хуан Карлос. Я не шучу, его действительно зовут Хуан Карлос и выглядит он если не как типичный перуанец, но уж точно как мексиканец. Жесткие волосы цвета воронова крыла, смуглая кожа. Хуан Карлос довольно красивый, но очень стеснительный. И я все еще не могу серьезно относиться к человеку по имени Хуан Карлос. Судя по всему, амбиций у его родителей хоть отбавляй ­ — раз уж окрестили любимого сына именем испанского короля.

Вообще, в нашей группе на английском курсе французов было всего трое: бородатый Луи в толстовке «Адидас» и две девушки, полностью олицетворяющие два противоположных друг другу стереотипа француженок: одна с высоко забранными волосами, красной помадой, одета с иголочки. От  одного  взгляда  на нее я начинала  чувствовать запах «Шанель», а  в  мыслях  ненавязчиво крутилась «Une vie d’amour”.

Вторая ­ — почти копия Кати из старого французского сериала «Элен и ребята», только она блондинка. Громоздкие слипперы, легинсы и мешковатый бирюзовый свитер с широкими рукавами. Короткая стрижка и никакого макияжа.

Вторая француженка мне почему- ­то понравилась больше, чем первая. Она была какая-­то… настоящая, в отличие от своей «напомаженной» соотечественницы.
Еще в группе были наполовину русские, наполовину ливанские студентки, выбиравшие тему для презентации по принципу того, в какой группе окажется самый  красивый парень. Были американки, вьетнамец и несколько людей, чей английский не позволил мне понять ни как их зовут, ни откуда они. Благо, времени для знакомств у нас еще очень много.

Моя первая фуа-­гра

Ах, Париж, что ты делаешь со мной! Эти прекрасные стихи, теплый воздух, уютные кафе, открытки с влюбленными, целующимися на фоне Эйфелевой башни. Мне кажется, в моей душе скопилось уже столько поэтического вдохновения, что скоро даже дышать станет трудно. Но я старательно загоняю подальше все романтические мысли хотя бы потому, что сейчас мне хватает одной любви- ­ любви к этому прекрасному городу.
Вечером мы с Олей, тоже студенткой МГИМО, договорились встретиться у Дома Инвалидов.

Я очень торопилась, поэтому пошла не в ту сторону, и это был тот очередной раз, когда я заблудилась. Магическим образом дошла до Сорбонны и Латинского квартала, а потом перестала даже понимать и находить на карте место, где я нахожусь.

Я позвонила Оле и сказала, что возвращаюсь обратно по Сен-­Жермену. Но обратный путь занял времени раз в десять больше, чем путь туда. Оля замерзла у Дома Инвалидов и попросила встретиться у метро. Она долго ждала меня у метро, пока я бегом возвращалась с другого конца Сен­-Жермена.

Снова я чувствовала себя героиней фильма. Бегу по ночному (ну, ладно, вечернему) Парижу навстречу своей судьбе (то есть замерзшему в ожидании меня человеку). Мимо мелькали вывески кафе, шарфы и мотоциклы. Не хватало только мелодичной французской песни под аккомпанемент аккордеона в качестве саундтрека.

Оля потеряла терпение и пошла мне навстречу, но мы разминулись. У метро теперь стояла я, а Оля была неизвестно где.

Мы решили встретиться на Сен-­Жермен­де­-Пре, но я потеряла Сен­-Жермен в принципе в перекрестках вечерних улиц.

В итоге мы все­-таки друг друга нашли. Дорога заняла почти два часа! На радостях мы зашли в какой­-то французский литературный! (как гласила вывеска) ресторан. Пролистав карту вин, мы недоуменно искали хоть что­-нибудь съедобное среди «розе» и «шардоне». Заказав вино, мы спросили официанта, есть ли у них другое меню с едой.
­— Мэ бьян сюр!— ­ надменно ответил он и, как фокусник, извлек из ниоткуда два новых картонных листочка. Я решила отметить встречу с Олей и первый учебный день и подумала, что это был хороший повод попробовать фуа­-гра. Фуа-­гра мне понравилась, и белое вино тоже.

У французов «сверхэстетичность» ­- в крови

Сидя вот так, в уютном ресторане у окна, из которого открывался прекрасный вид на Сен-­Жермен­де­-Пре, я чувствовала себя так, как будто, наконец, нахожусь там, где должна была. Эта красота, которая окружает вас повсюду в Париже… Она такая настоящая, неподдельная. Она не только видимость, она — ­ как абсолютная истина, как аксиома, потому что не требует доказательства.

Французы, как мне кажется, мало что делают «на показ». Они искренни в этой своей сверхэстетичности, галантности и романтичности. И какое же это удовольствие ­ — жить среди них.

Возвращаясь домой, мы встретили пьяного алжирца, который поначалу утверждал, что он коренной француз. И это не ирония и не повод противопоставить идеально воспитанных французов этому нетрезвому рабочему, вовсе нет! Это попытка показать, что даже пьяный и даже не совсем француз не теряет самообладания.

Алжирец обращался к нам исключительно «мадам» и держался на безопасном расстоянии. Он просто был счастлив и весел, и ему хотелось поделиться этим счастьем с другими. И ничего, что он сказал, что я из Японии, а Оля из Канады. Я даже не обиделась, только пришлось признаться, что он не угадал. Алжирец расстроился и ушел в ночь, помахивая защитной каской строителя, а мы разошлись по домам усталые, но счастливые уже почти «парижанки»!

Г.Захарова

Оставить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован.