Война глазами жительницы села Писцова Марии Плетюхиной. Ее уже нет в живых. Но своим потомкам она, будучи школьницей, оставила память – свой дневник с воспоминаниями и пожеланиями счастливого будущего. С согласия сестры Валентины Макаровой «Заря» публикует выдержки из него.
Опять будет голод…
Летом 1941 года, когда началась война, мне исполнилось 14 лет, я в этот год закончила 6-й класс.
В то летнее воскресное утро погода была как по заказу: на небе ни облачка, ласково пригревало солнце, ни один листочек не дрогнул в саду у нашего дома. Люди занимались обычными делами. Я, раскинув на зеленой траве одеяло, читала книгу.
Вдруг среди этой ясной мирной тишины понеслось по улицам поселкам страшное слово: « Война!»
«Война, все на митинг! Германия начала войну», - передавались тревожные слова от дома к дому. Я передала эти слова маме, она, опустив руки, только сказала: «Опять война, опять голод будет».
В тот же день 22 июня 1941 года в 12 часов состоялся митинг. На митинг в саду у фабричного клуба собралось почти все население поселка. Запомнилось, как после немногословных выступлений рабочие, молодые мужчины просили записать их добровольцами в ряды Красной Армии. Потом начались проводы на фронт. Местом сбора была небольшая площадь у поселкового Совета. Сколько слез было пролито в эти дни. Мужчины и провожающие их жены, матери долго стояли, обняв сыновей, всматриваясь в родные лица, стараясь продлить эти минуты, как будто предчувствуя, что многие из них уже никогда не увидят друг друга.
Помню только бесконечные очереди за хлебом
Начались трудные будни военного времени. Многое в жизни сразу изменилось. Быстро опустели полки во всех магазинах, стали бесконечными очереди за хлебом. Скоро выдали карточки: на хлеб – 300 граммов в день детям и другим иждивенцам, 500 граммов – рабочим, карточки на сахар, крупу, жиры.
Сейчас даже трудно представить, как это совсем ничего не есть.Чтобы заработать хоть немного муки, мы с мамой и сестрой ходили в ближайшие деревни убирать рожь. Жали рожь серпами, конечно, очень уставали.
Мама приготовила два мешка … для эвакуации
Трудно было не только материально, но и морально. Особенно осенью 1941-го, когда враг подошел к Москве. Фронт приближался и к нам, к нашему дому. Несколько раз ночью слышали глухие раскаты взрывов, и видно было зарево над Ярославлем, это от нас всего 50 километров .
В поселке было введено затемнение, светомаскировка. С вечера по улицам ходили дежурные и наблюдали, чтобы ни один луч света не пробился из окон домов наружу. Стекла заклеивали «накрест» полосками бумаги.
Иногда ночное небо освещали прожекторы. Два мощных луча света поднимались от земли с двух разных точек, в небе они скрещивались и двигались от одного края к другому. Иногда освещал только один луч. Откуда светили эти прожекторы, мы не знали.
Помню один, особенно горестный, день. Распространялось много разных неправдоподобных слухов: говорили, например, что фашисты не убивают, не вешают мирных жителей, особенно, если они не оказывают сопротивления. Понятно, кто и с какой целью распространял такие слухи. А в тот день в школе кто-то сказал, что наши войска оставили, сдали Москву. С какими слезами я пришла в тот вечер из школы. Долго мы сидели на кровати, мама между Валей и мной, и долго безутешно плакали. Мама обняла нас и сквозь слезы говорила: «Что же с нами будет…».
В доме недалеко от двери на полу долго стояли два небольших мешочка (котомки), которые мама приготовила для нас с Валей, на случай спешного ухода от немцев. В мешочках было немного сухарей, смена белья, мыло, полотенце и единственный у нас тогда документ – свидетельство о рождении. К счастью, эвакуироваться нам не пришлось. Фашистов остановили.
Как-то в ближнем от поселка Красновском лесу слышна была перестрелка. Говорили, что ловили дезертиров. Были и такие. Видимо, не каждый мог преодолеть себя. Преодолеть страх смерти – это, наверное, и есть мужество. Да и пословица есть такая: мужество смерти не боится.
Радость военных будней – «лягушачьи концерты»
Много тяжелого труда выпало на долю женщин и подростков. Сколько мы с Валей заготовили и перевезли на тачке дров! Их надо было распилить, расколоть, уложить в поленницы. Все это делалось руками, топором, колуном, пилой.
Были иногда и веселые, радостные минуты. Особенно когда утром со свежими силами ехали в лес.Часто нас сопровождали лягушачьи концерты. А однажды ехали с дровами по лесной дороге. В лесу паслось стадо коров. Недалеко от дороги заиграл пастуший рожок, да так хорошо, что легче стала наша тачка с дровами, стал красивей лес. Вот что значит музыкальное сопровождение.
В школе учили немецкие термины и команды
Трудно было и учиться. Не хватало учебников, не было тетрадей, даже никакой белой бумаги не было. Приходилось нам писать на старых книгах, газетах. Если находилась серая оберточная бумага, делали из нее тетради, сшивали нитками.
В школе были введены уроки военного дела. Строем ходили по большой дороге поселка, пели маршевые песни «Священная война», «Дан приказ ему на Запад», «По военной дороге».
На уроках немецкого языка изучали разговорные термины и команды. Некоторые запомнились на всю жизнь: например, «форвэрц»- вперед, «цурюк»- назад, «вафэн хин легэн» — бросьте оружие или сложите оружие, «хендэ хох» - руки вверх, «брот» — хлеб, «тодт»- смерть.
Все дела и мысли людей были об одном – о войне, о победе.
О модах и вкусах в одежде не могло быть и речи, только было бы что одеть и обуть. Вот помню, в таком наряде я ходила в школу: красное ситцевое платье с белыми и черными цветочками, на него надевала голубую кофту с большими квадратными желтыми пуговицами. Мне хотелось учиться. И мама очень хотела, чтобы мы учились. Самая добрая, трудолюбивая, самая лучшая в мире мама. О себе она не думала. Всю войну, да и после войны еще несколько лет ходила в трикотажных юбках, серых валенках с глубокими литыми галошами. И все время работала.
Я не сразу узнала в нем отца…
Отца призвали в армию 20 февраля 1942го. Хорошо помню этот вьюжный день. Отец надел на плечи туго набитый подорожниками (мама напекла колобков) и табаком вещмешок. Мама пошла его провожать. Мы с Валей сидели у окна и долго смотрели им вслед. На фронте отцу быть не пришлось. Он служил под Москвой. Рассказывал, что занимался ремонтом орудий, повозок… С мая по август 1943го он находился в госпитале. Был выписан с заключением: отсутствие зрения правого глаза. Годен к нестроевой службе в тылу.
Не помню точно число, месяц, когда папа в 1944 году вернулся домой. Только хорошо помню эту первую встречу с ним. Вечером пришла я из школы, смотрю, за столом в кухне на обычном месте, где всегда сидел отец, сидит какой-то старик, очень худой, весь какой-то черный, обросший. Я не сразу узнала в нем отца, а когда узнала, неожиданно слезы хлынули градом: от жалости к нему, от удивления, как жизнь может изменить человека до неузнаваемости. Он потом, в 70, в 80 лет, не выглядел так плохо, как тогда, в свои 47.
Через некоторое время, когда отец стал приходить в себя, нам стало полегче жить. Его просили отремонтировать то тачку, то колесо, то кадочку для засолки и немного платили, кто что сможет: кто молока принесет, кто яиц, а кто-то остаток ситцевого отреза.
9 мая и соревнования «на хлеб»
И вот наступил день 9 мая 1945 года. Всеобщее оживление на улицах поселка. Смех, радость, слезы – все перемешалось. Тех, кто остался в живых, ждали дома с нетерпением.
Война закончилась, а трудности бытия еще долго были. Мы, студенты, иногда только посматривали на кусочки хлеба, лежащие на одной полке в шкафу. Жили шесть человек в комнате общежития. И шесть кусочков на некотором расстоянии один от другого клали на одну полку, и даже соревнование было, кто дольше удержится от соблазна съесть весь паек сразу. Недалеко от института был рынок «Барашик». Мы частенько ходили туда: не столько за покупками, сколько посмотреть. Запомнилось место, где продавали хлеб. Буханка черного хлеба стоила 200 рублей. У мамы зарплата была 300 рублей в месяц. Свои пайки хлеба на рынке иногда продавали даже студенты, чтобы на эти деньги купить какую-нибудь обувь или платье. А жили эти пять дней только на картошке и капусте, привезенных из дома. Карточки на продукты были отменены в декабре 1947 года.
Мы узнали, что такое война. Но надо быть благодарным судьбе за то, что нам не пришлось испытать еще больших ужасов и лишений, когда на глазах людей гибли их близкие, когда рушились и горели родные дома, когда пришлось познать унижение, рабство, плен.
Об этом забывать нельзя. Правильно сказал Роберт Рождественский: «Если мы войну забудем, вновь придет война».
Д.Николаева
